Если спросить Джун, как она худела,

откуда столь истощенное тело,

она ответит несмело - ложь.

Семь раз в неделю.

Измена. Регулярно. Раз в месяц.

Когда красавица, а Джун была такой,

теряется меж людей,

что, и зачем же так мучит?

Я наблюдатель.

Джун теперь в большинстве.

Я видел цветок, переросший в бурьян.

Я видел, как серой становилась та,

что была неописуемо хороша.

Если спросить Джун,

как изменить цвет глаз, она расскажет,

привычкой - пропитывать солью подушку.

Каждый раз после 12 вместо сна.

Если спросить, что чувствует Джун,

это как обесточивать провода.

Или падать под все идущие поезда.

Отказаться от будущего навсегда.

Закрыться в одноместной камере,

соврав на пожизненное.

Пить до дна. Как не положено приличным.

Вот оно как, когда предает хороший.

Джун, боль - это не навсегда.

Я наблюдатель, я знаю о сроках.

Джун, жизнь любит возвращать поезда.

Ты только не ошибись плацкартом.

Он смотрел мне в глаза слишком долго и пристально.
Пялился, как на невиданное, чудное.
Расставив руки, я ждала выстрела.
Прицеленого, прямого.
Я много слышала о том, что умирать не больно.
Мол ровно так же, как заснуть.
Мое лицо, испачканное болью, молилось жизни.
Жизнь твердила: "слишком поздно"
Разрушая, каждый должен быть готов платить,
кто болью-муками, кто смертью, кто деньгами.
Если я суд - то смерть за смерть,
предательство и раны,
а деньги так - коль задурманил разум.
Боль же за крайности, за одиночество, разлуку, за фатальность.
За каждую обиду отрубать по пальцу.
Стреляй в меня разлукой, и не бойся,
смерть изнутри патологоанатом не отметит.
Значит, наказания тебе не будет.
Не бойся, в нашем мире не осудят, если не видно раны невооруженным оком.
Да уж стреляй скорей, и я пойду.
В соседний двор, воображу, что город.
Просила санкцию на обыск твоих грез, сказали, недостаточно серьезно.
Да, недостаток приговором прогремел, тепла ли, нежности, уже неважно.
Забрось меня как камень у реки. 
Предательски не обернись, ну что тебе былое?
я подружусь с водою как с живой,
пока покину надоевший город.
Я научусь сиять улыбкой и обрету свободу.
Я наконец-то обрету свободу.

Боюсь разувериться

Из нас здесь каждый полон сил ума и здравия,

Быть может, каждый пятый милосерден.

Когда мы вместе, в одиночку или без сознания,

Нас столь усердно поедают мысли.

Временами дыры совестью просверливая,

Минутами желанным к идеальной жизни приступом.

Секундой радостью обычной нашей жизни.

Вот если бы по полкам все наше прежнее

С грядущим сопоставить,

Выходит, мы не по годам амбициозны и важны.

Выходит, что мы где-то позабыли веру.

Не то, что в чудо,

Лишь в отсутствие фраз безо лжи.

Выходит,  мы пусты, а разум наш задурен.

Мне надоело находить в хорошем только низости.

Я научилась на вопросы в одиночку отвечать.

Сколько мне смыслы здесь искать?

Пока не утону в фальшивости.

Пока не уловлю очередной стеклянный взгляд.

Пока не разобьюсь о с ног свалившее,

Такое умопомрачительное

Доверие.  Не оправданное, лишнее.

Белые ночи, жду вас очень

Так обидно, ночью написала стих, а он не сохранился.
Ну-да ладно, значит так нужно было, значит нестоящим был.
Если о приятном и хоть какое-то обновление:
Чемоданы собраны, пледик и подушка готовы, плеер заряжен
В Питер с любовью,
Надеюсь, все будет замечательно

Fear

Когда в последней капле находишь веру

Мир другие очертания принимает.

Вокруг белым-бело,

И ты входишь первым,

В затопленное здание

Чужого мироздания.

Ты копаешься там, находишь странные небылицы,

Ничего себе, сколько страшного приключалось,

Топчешься по зажившему,

Пока свежее печь начинает.

Оглядываешься в поисках чего-нибудь низшего,

Чего-нибудь, над чем можно бы посмеяться.

Интересно копаться в закоулках чужого личного,

Когда кажется, что все кончено – новое находить.

Ссадины кровоточащие, раны затянутые -

Воспоминания, заброшенные в самую даль и глубь.

Хочешь узнать чего-то еще более скрытого?

Здесь все под паролями,

Дай Бог, чтоб раздел мыслей ты упустил.

Чтоб перестал вглядываться так, что мой пульс на пике,

Чтоб твой взгляд перестал испытывать мои блики

Криков, мимолетных страхов и побуждений,

Я выбываю из игры первой,

Я боюсь и сдаюсь, вот, я под прицелом.

Мне бы холода не увидеть в твоих глазах-рентгенах.

Мне бы от безразличия спасти

Свою последнюю веру.   

Вам, наверное, уже надоело. Ну и катитесь.

Говорят, в нашем мире все

Сложено так, чтоб ненужного не было

О банальном не хочется, но живется

Не слишком-то необычно.

У тебя есть нетронутый набор костей,

Вот и радуйся ему, тебе велят.

Мол, там за еду борьба, а там за протез.

А ты маешься от того, что имеешь все.

А на деле не имеешь ничего, кроме рук-ног.

У меня нет чувств, ни хороших, ни злых – никаких.

Боли нет, вины, иногда посещает скука.

С ней немного времени провожу.

Хочется юностью объяснить жалкое безразличие.

Что гиперболизирую все,

И, наверное, так и есть,

А еще в моей жизни есть люди.

Их немного, на пальцах двух рук точно счесть.

Кто родной, кто немного близок или не важен вовсе.

Просто так, от приступов одиночества подлечиться.

И выходит так, что, когда просыпаешься утром,

Понимаешь, в принципе, без тебя обойдутся.

И наверно потому, что не люди, а ты плоха.

Вот, что называю сильнейшей демотивацией.

Когда строки, слова, губы, волосы – только твои.

Когда нет ни руки, чтобы крепко сжать,

Ни чьего-то разума,

Чтобы чем-нибудь поделиться.

Когда редко, но говорят, как хороша, мила, добра,

А ты благодаришь, мимо кассы, мимо себя.

Потому что по правде ты ни капли никому не важна.

Быть может какая-то доля привязанности,

Да.

Но не важна.

Что?! Опять не придешь ночевать?

Зареванным голосом из последних сил,

Вскочив с кровати, кричит «сколько можно».

Он травит ей байки, и на ночь сказки.

Естественно, когда приходит.

Их отношения неравнозначные

Уверенный эгоист, ложью славящий

Милую особь, что поверила в чудо.

Ее одну оставит на часок-другой,

Пока успокоится и поймет,

Не в силах ей оставаться одной.

Он же, вернувшись, и наигранно нежно

Все так же уверенно будет знать,

Сейчас рукой по прядям белым,

Делать то нечего для прощенья

Так как  в конце концов

Трижды, четырежды, сколько угодно,

Безропотно подогреет остывший, столь поздний ужин.

И точно впустит ночевать.
в следующий раз.   

Я не люблю этот город

По проспекту машины,
И город будто даже красив,
Настолько наполнен жизнью,
Что ты здесь не то что лишний,
Ничтожней запасного колеса.
Я не могу о радостном, мне грустно,
Я не умею, мне бы потеплей укрыться
От стереотипов, что навязывают свыше,
Да чтоб не усомниться в том, что я не тень.
А по окну все так же пробегают 
Отблески от ярких фонарей,
И кто-то там дороги прожигает,
А кто-то попрощался с ними насовсем.
Кому-то предстоит домой к жене вернуться,
Кому-то от ножа неопытности слечь.
Да, город безразличием наполнен,
И вряд ли нам разжалобить его.
Так страстно разгорается он мнимым
Светом, зовет к себе, задуривая разум.
Мне страшно хочется сейчас проснуться.
Вот чтобы музыка из плеера в меня.
Чтоб там, где я живу, ценилось простодушие.
Чтоб не скучать, а захотев, случалась встреча.
Мой город суетой пропитан,
Вечность - то, что выгравировано на груди,
Ему не защитить людей от приторных увечий,
Настолько приторных, что мерзко даже лгать.
Здесь, что касается любви, ни капли правды,
От горя жители столицы готовы подарить себя асфальту.
Здесь что касается руководителей, все исключительно по праву.
Все остальное же, вниманья не достойно.
Железа в людях больше чем в авто,
Больные при смерти куда честнее тех,

Кто в церкви под крестом глаголют истину Господню.
Мне отчужденность помогает быть
Чистее каждого второго. Дабы скрыть
Свои грешки, на что готов пойти?
Покаяться? да нет, распять другого.
Я бы нашла себя не здесь и не сейчас,
Пока мой город душит вот такой реальностью,
Гроза и дождь все, что осталось настоящего,
Мой город, отпусти меня туда,
Где по глазам, и говорить не нужно,
Где искренности ни нехватка далеко,
Да больше ничего не нужно.
Ну, если говорить о выходе -
Он в снах, за что люблю я сон,
Туда тебе дороги нет, реальность. 

Вот что, прощаюсь на часок-другой.

Спокойной ночи, город дорогой.