Порою стонешь, как от простуды.

Что-то все назойливее сквозит.

И мятая рубаха, бывает, хуже,

Чем рядом сквернопахнущее нутро.

На двадцать пятое утро скуки

Как правило не чувствуешь ни радости, ни злости, ни доброты.

Ты смотришь в окно и видишь

Невыспавшихся людей и тучи.

Город трясет в оскоме. Стоишь.

Глазные яблоки будто в коме.

Будто ничего не имеет смысла.

Просто ты ничего не смыслишь.

В тебе не вода - недосыпа избыток.

Очередным утром пропустил автобус,

Перевел часы, вдруг поможет.

Для миллионов людей ты прохожий,

А ты кутайся покрепче в пальто,

И пуговицы под горло, и себя застегивай,

Можешь опустить голову.

Тротуары все портятся под подошвами.

Сегодня мне приснится, что этот октябрь кончился.

Это вообще непонятно что..это душа

Как люк открытый посреди дороги.
Канализационный.
Совсем один. 
Лежишь и еле дышишь.
Второй или третий год. 
Шестнадцатую нелетнюю жизнь 


Это та, что шумом дорог сковывает плечи.
Чтоб не дрожали. Чтоб не ломались. Ключицы. От холодного талого воздуха.


Мужчина у перехода. Такой же оборванный, как каждый второй душою.
Время решает самые сложные головоломки. Время следит за твоими губами и обветривает их, чтоб не слишком много вранья. 


Знаешь, иногда от молчания меньше боли. Другому. А ты молчи.
Пока трепещут ключи в кармане.
Пока распластана на асфальте, на самом деле проходя мимо.


Каждый понедельник боишься задохнутся. Но что-то задыхается.
Каждое утро идешь по минному полю. Вокруг все злые. А тебе почему-то больно. И больше становится сердце. 


Забивай молчанием каждую колотую рану. 
Каждое "прости".
Эти прости будто ты городской проспект, по тебе сотни, сотни машин.
И ты исчерпан. До последней строки. До последнего " не могу без тебя, но прошу - уходи."


Можешь идти на красный.

Слышишь? Часы пробили. Треть.
Второго?
Жизни.

Признаюсь, иссякаю силами.
Милями отдаляются берега, к которым мне бы причалить.
Хотя бы крикнуть вслед: "Я скучаю".
Теплопроводность, видимо, барахлит.
Изнутри покрываюсь мурашками,
Пока рядом весь город спит.
Я же здесь, погружена в отчаянье.
Как в чашу. С ядом.
Даже ком в моем, от криков опухшем горле, затих.
И не знает, кому подать печальнейший в своей роде жанр, правду.
О страхе лаконичную балладу.
О страхе потерять.
Так вот, мне правда страшно,
Ужасно страшно,
И от страха смешно,
Я смеюсь так жутко,
Что рвутся связки,
Кто-то помнит этот смех наизусть.

И разбиваются, освобождаясь ставки, оконные.
Пока меня беспощадно трясет в лихорадке.
Все гораздо проще, как не хотелось бы усложнить.
Только вот иногда, не поверишь, стаканы бьются 
От сердечного ультразвука. 

А прямо - настолько просто, что примитивно.
Я, пожалуй, люблю тебя.
Уже сильно. 

Выцветший ковер удручает немного.
Ах да, у меня же нет ковров, 
Это я, выцветшая, удручаю стены
Литою прижившийся тоскою.
Эти стены ненавидят меня и мои монологи.
Которые приходится выслушивать только им,
И только им четырем никуда от меня не деться.
Что же делать, когда никуда не деться?
От придирчивых, злых и метких
В своих грубых, вышколенных текстах.
В своих "ненавижу" и "тебе здесь нет места".
Одеяло от таких морщится,
Простыни скатываются на холодный паркетный пол.
От таких мыслей.
От такой злобы, а хочется веселиться.
Где-то в глубине, чем бы заменить это "душа",
Не то обязывает к улыбкам и простодушию. 
Душит. И стены в придачу душат,
Чтоб замолчала наконец.
Мерзкая мгла, влагой протягивает из распахнутого окна.
Или это из изорванной тебя.
Серьезно, дыра где-то в клетке грудной присутствует.
Только обойдись, будь добра, без врача.
Чтоб вакцинами не замучили.

Вот уже месяц изводишь себя бранными и чужими,
В мемуарах нечего будет хорошего написать.
Колючей оградой борешься со спасательным воздухом
и в итоге он взрывается, чуть с горлом соприкоснувшись.
Под ногами земля - плавится и искрится,
И всегда неуютно, когда просыпаешься утром.
В куртке идешь по грязной, потресканной улице.
Под капюшонами прячутся угрюмые, злые лица.
И ты такой же.
Смирится, что каждый второй из толпы - нищий(сердцем)
неприятно, но более - безразлично.
Вот если твой мир однажды превратится в цифры,
это определенно будут одни нули.
если в лужу, огромную серую лужу -
по ней поплывут столы шкафы и дай бог две-три иконы.
или не дай. кто знает, как лучше.
Этот мир не спасет не драма, ни кнут, ни принцип(чести, допустим)
разбудишь меня, если станет совсем уж худо.

Люди имеют свойство чернеть,
Если занимаются тем, для чего непригодны.
У меня даже подкладка черного пиджака
Насквозь пропитана непогодой.
Внутри будто кто-то живет негодующий,
Хрустит - так зарождается безумие.
Я уставший, 
Можно подумать не спал двадцать тысяч лье под водой.
Я сегодня всего час,второй нахожусь сознательно в воздухе,
А мне бы уже упасть.
Хочется рвать траву, чтоб не на себе волосы.
Нужно еще заснуть, 
Я не успел набраться сил, дабы проснуться.
Я вылиниваю на каждый встречный мне стул
И иногда людей,
Разражаясь томами, главами недовольствия, вот что:
Я устал, я хочу к морю или на Байкал.
Я будто в яму упал со змеями, пауками 
И меня съедают, заживо и мельком.
Заживо и мельком поглощают то,
Что оставил в себе, тайком.

Я очнусь на кухне, сидящим за чаем,
Остывшей кружкой.
Запыленный подоконник укажет на день недели.
Пройдусь босиком по холодному полу,
Замечу стены одним глазком.
Убраться бы.
В квартире, в шкуре.
Или из нее.
При тихо играющем блюзе.
При затихающем блюзе...

Мысли болят

Бывает, увидишь в случайном окне что-то страшное-страшное,
Остановишься на минуту,
Да здравствует заполненная пустым до краев голова.
Так, будто вышвернется из нее вода/волна/океан,
Пришвартуется за борт выпавший капитан.
Прям сейчас, возле устаревшего, треснутого окна.

Утром выйдет кто-нибудь на балкон покурить,
Глянет - море(собственно небольшая лужа),
В человеке что-то остынет, станет немного глубже.
В то время, как тебя больше никто не увидит.
Вряд ли кому-то хуже.
В то время, как ты под его окном
Штормишь невысказанным. 

Ну же. 

Шаг

Мне не страшно было бы стать изгоем.
Прости/прощай, не увидимся вскоре.
Вру, конечно.
Помолюсь за тебя каким-нибудь утром строгим,
Пятым рейсом ночным нарисую тебя в прохожем.
Похоже, все закончится полого, монологом,
Множеством поочередных (обычным нашим разговором).
Что ж, затянемся?
На пару сотен минут, страниц, писем, вагонов.
Сколько лампочек, /тысяч миль между нами/ на твоем пароходе?
Подует с юга, может услышу шлейф твоего былого,
Может крикну, стаю чаек разгоню неволей.
Волей окунусь в твои руки,
Я обесточенный лунный холод.
Я знаю одно, мы больше, чем этот город.
Мы не закончимся,
Ну разве что в эту полночь.

Старый джентльмен шагает через площадь,
Статный, под стать - пустота в глазах.

На календаре воскресенье выпало на тринадцатое,
Значит он снова идет к старухе привратнице,
Немного о жизни потолковать.
Точнее о том, что осталось от их жизней.
Или о том, сколько осталось.
Впрочем, эти двое хохочут,
Пьют горький кофе,
Даже выглядят слегка беззаботно.

На обратном пути джентльмен обязательно купит лотерейный билет.
Как всегда, на почте.
Вот такой он,
В чудеса верить уполномоченый. 
Выходя, бросит в корзину с письмами 
"Без адреса, передайте скорее, моему ангелу",
Почтальон снова вздрогнет,
Перебирая письма. Сутра.

Старик зачеркивает цифры,
Продавливая вышедший из моды пуф,
Обычно тем же вечером.
"Выиграть бы путешествие к морю/
Новую жизнь(replay)/пмж в раю."

Может быть, в следующее воскресенье. 
Может, еще в следующем году. 

Когда лето кончается, в каждом что-то надламывается,
С каждым годом все больше и больше.

Когда срок годности доверия в прошлом,
У кого так раз, и щелкнуло между ребер.

Когда кто-то кому-то дверь болью с петель выносит,
Кто-то мечтает очнуться в другой эпохе.

Когда кто-то кому-то на подошве в дом осень приносит
В разгаре мая,
Вот тогда в ком-то умирает что-то важное очень.

А этого не прощают.

"Береги своего внутреннего кота"

И вот так жизнь то кубарем, 
То как геометром вычерчена,
Дорогой кот.
Правда, видеть тебя нежданно/ожидаемо.
Зайдешь на чашку чая?
Расскажу тебе, как скучаю.
Правда не скучаю.
Промурлычь мне на ухо о жизни, кот.
Что ты бурчишь? Не злись.
Какого черта, кот?
Научи меня беззаботности
И перестань бросать надолго.
Что стоять у немого порога,
Налью тебе, долой прелюдии -
Да здравствуй монологи.
Что, говоришь совсем неразбериха?
Тонет мой столь укрепленный плот.
Я обещаю, это ненадолго, кот.
Я выпутаюсь, все будет как должно быть.
Вот только знать бы как,
Представь мне образец, кот.
Здесь лишь плоть,
В твоем царстве-моем внутреннем государстве - ночь.
Временное затмение.
Давай о спокойствии поговорим чуть позже, кот.
Пусть усмирится мое разбушевавшееся море.
Ты только смотри, не попади в шторм.

Мой дорогой, внутренний пушистый кот. 

А после даже стены пахли его парфюмом,
Небо низвергало дождями,
Будто напару со мной скучало,
Сутками сотрясалось, громом жаловалось,
Господи, как же его не хватает!
Господи, помнишь мы распевали с небом грустные мотивы,
О нем мечтая?
Он все смеялся над нами,
"Чего грустить, не исчезаю"..
Да ощущение насквозь затопленной не то души, не то квартиры,
Кому-то покажется милым,
Кому-то странным,
Мол вот какая смиренная получилась.

А мы пляшем с небом над бокалом
Не то алкоголя, не то воды,
Задыхаясь от тишины, пустоты
И остывшего, никому не нужного ужина.
О чем ты, это же пустяки?
Так, выброс одиночества
Во тьмой объятую ночную стужу.
Просто очередной невроз,
Я же психически неуклюжа.
Так каждый раз, когда он уходит.
Ничего.
Так каждый раз, когда он уходит.
Когда оставляет меня одну.
Задыхаться от шлейфа его парфюма.

Удары ниже пояса

И может ты вернешься,
Прихватив мое детство
И свою, в этот раз, искреннюю нежность.
И может ты вернешься,
Возьмешь меня за руку,
Расскажешь, почему я без тебя осталась.
А я расскажу, как живу.
Где была, что видела, кем дышала.
Расскажу, как во мне умирает бездушный циник,
Просыпается хрупкая девочка, 
Которая часто плачет.
Фотографии покажу, сколько всего случилось,
Пока ты там и не думал обо мне вспоминать.
Я, по-честному, тоже задумалась о тебе недавно.
Но так пронзительно заскучала.
И ни капли не возмужала, как оказалось.
Я так хочу, чтобы ты вернулся, знаешь..
Это крик сейчас мой, все внутри еле дышит.
И возраст такой, критический.
А я уже потеряла больше, чем полагается.
Вернуться в детство бы и чтоб счастливое,
обнять тебя, посмеяться, съездить куда-нибудь в горы.
Хочу, чтоб в любой миг могла спросить у тебя совета.
А сейчас мне просто немного больно.
Тебе же бесчувственно безразлично.
Да я и родной не была.
А так, временно полюбившейся.

До истерики, не кончайся!

По миру бы самолетиком,

Чтоб под ложечкой почувствовать свободу,

Чтоб завертеться,

Оглушаясь независимостью.

А здесь июль, и тот уже заканчивается,

Смотрит тоскливо, будто извиняется:

Прости, что столь короткий.

А ты ему улыбаешься: спасибо, что счастливый.

Хмуришься, потому что тоскливо.

И книг не прочла, а собиралась ведь.

Из рук все валится,

Так внутри сжимается каждая капелька органического.

Сложноподчиненное вышло лето,

Так и не разобрать его, усложненное.

Да и, деточка, рано дуться-то, впереди еще я

Обиженно поглядывает из-за угла август выжженный.

Неоспоримо то, что внутри что-то сломано.

Как веточка хрустнуло, не слишком поздно ли?

Для букв, поспать бы.

Для двух столь быстрых месяцев?

Вернуть бы.

В придачу, вернуть себя бы,

Беззаботную, сидевшую у моря, озаренную.

А не лежащую, ничем не увлеченную.

А не сводящую с выполненным/невыполненным счеты совестно.

Поглядывая на беспощадный календарь. 

Окуни меня в жизнь.
Вниз головой, от постепенности мало толку.
Вниз головой, так со мной будет проще.
Будут визги, протесты и крики.
Не бросай меня только,

В этой слишком глубокой жизни.
Можешь не слушать бредни,
Что мне лезут ночами,
Не разделять, что мне ценное
-
Для всех грязное или грязь.
Что я могу дать из того, что бесценное?
Нежный, ласковый взгляд.
Прости, не люблю говорить о простых вещах.
Давай лучше посмотрим на звезды.
Мигают - планеты?
Видишь, я помню.
Посмотри, уже поздно.
Для мира и вечного нет понятия поздно.
И такое оно неприятное, это поздно.
Взять бы, истребить время, утро и слезы.
Окуни меня в жизнь,
Как в изумрудно чистое море.
Чтобы мне не было больно.
Чтобы узнать красоту города,
И привычкой чтоб стало верить.


Нет, передумала, пойдем, слишком поздно.
Будет другой раз, спрыгну вниз головою.
Найду цену жизни и научусь серьезно...
Да все серьезно.
В следующий раз продолжим.

Блять, ну почему. Не читайте ааааааа

А еще обычно пишут и поют о голубоглазых

О нежных, приходящих на помощь,

Или уходящих, не оборачивая головы.

О любимых, прошлых ли, будущих ли,

Легко сладкие фразы выливаются на листы.

Покажите мне ящик

С превосходными и выигрышными чертами,

И может быть цветом глаз.

Погодите.

Во мне гадкого столько, что мне ящика мало.

Кому-то обещала, кто-то кричит «не лги»

Я не лгу. Это вам сложно поверить,

Увидеть как есть. Грубость это не страшно.

Это жизненная аксиома.

Устала вечно гнаться и доказывать зеркалу или другу,

Что не такая, как все.

Привет, финал.

Я жалкая горсть суеты.

Ничтожная капля массы.

Раб замкнутого крута собственной мечты.        

Кричи или не кричи

Мы такие люди,

 мы читаем книги с карандашами,

 потому как нам мало провести глазами и забыть.

 Мы водим грифелями по фразам,

 к которым больше никогда не вернемся. 
Дольше сидим у воды ,

кто покуривая, кто грызя канцелярию,

 без которой никуда.

Мы редко когда устремляем взгляды наружу.

 Все больше глубже, или сквозь. В случае, если не нужен.

Гладим переплеты в ожидании чуда,

Мол, случись же, мы искренне окутаны верой.

Пеной разбивается вода о скалы,

и это предел, край земли.

Днями слушать и знать, все рядом.

Все что нужно книги, море, иногда ужин.

Музыка, мечты, иногда реальность.

В которой совсем не хочется находится.

И тогда все доказанное становится жалким.

Что значит ваша гравитация, недотепы?

Когда  изнутри птичий окрик свободы.

Когда хочешь, верь, а хочешь –

Этого не существует.

Мнимое время способно поиграть в поддавки,

Перестать давить своей жгучей точностью.

Ненадолго.

Но тогда вселенную ничто не мешает превратить в нули.

Мы, люди, способные любить ночь, одиночество и умри,

Умри. Умри то, что портит такие дни.

Замри здесь. Мы такие, что любим оставаться одни.

Да кто мы?

Я, и мое отражение в луже.

Мы смотрим друг на друга,

И нам хорошо будет,

Если не расставаться.

С важнейшей стихией.

Без голубизны которой 
критически оставаться.

1 Море

А ведь запись морского прибоя

Это как электронное сердце.

Да, ты живешь, дышишь, чувствуешь вкусы,

Но не чувствуешь мира, людей.

Только знаешь, море, ты лучше

Бесчувственных масок.

Теней-то бояться нечего.

«Я включил на всю громкость море».

Господи, море, погляди как глупо.

А лучше – научи меня, море, слушать.

Каждую каплю твою слышать.

В себе.

Ты мне лечащий

Хронического безразличия,

Что обостряется критически

В холодное время года.

Я верна тебе, несомненно, и беспринципно,

А взаимность ложится солью

На мои дрожащие руки.

Я склоняю пред тобой голову,

Хочешь – стану донором тебе,

Человечества отщипну.

Ты же, знаю, не покинешь меня

В худшем из случаев,

Сил бы стало километры преодолеть.   

2 Море

Слови меня в сети, море.

Я хочу с тобой на века.

Я только тебе доверяю, море.

Ты души не попросишь,

Тебе свои-то девать уж некуда.

Я правда не знаю, что может быть лучше, море.

Каждый день слушать твои молитвы.

Наколдуй-ка мне море вечность,

Да и вечность с тобою, море, - ничто.

Ты маяк мне,

Вечный двигатель самого чистого,

Что осталось во мне.

   

3 Море

Ничего криминального, к 80 было бы идеально. Не сейчас

Я бы умерла у моря,

Летя с птицами

Над беснующейся волною.

С минуту позже –

О скалы каждую косточку перебивая.

Главное, чтобы не было поздно

Годам к восьмидесяти.

Вернуться к  морю.

Закрыть у него состарившиеся веки сморщенные,

Покорно сложить руки жилистые.

И воздаться морю.

За все хорошее.

Я надеюсь, в следующей жизни я стану чайкою.

Для этого главное покончить с этою, жалкою.

Плечом к плечу с выныривающими скалами.    

Если спросить Джун, как она худела,

откуда столь истощенное тело,

она ответит несмело - ложь.

Семь раз в неделю.

Измена. Регулярно. Раз в месяц.

Когда красавица, а Джун была такой,

теряется меж людей,

что, и зачем же так мучит?

Я наблюдатель.

Джун теперь в большинстве.

Я видел цветок, переросший в бурьян.

Я видел, как серой становилась та,

что была неописуемо хороша.

Если спросить Джун,

как изменить цвет глаз, она расскажет,

привычкой - пропитывать солью подушку.

Каждый раз после 12 вместо сна.

Если спросить, что чувствует Джун,

это как обесточивать провода.

Или падать под все идущие поезда.

Отказаться от будущего навсегда.

Закрыться в одноместной камере,

соврав на пожизненное.

Пить до дна. Как не положено приличным.

Вот оно как, когда предает хороший.

Джун, боль - это не навсегда.

Я наблюдатель, я знаю о сроках.

Джун, жизнь любит возвращать поезда.

Ты только не ошибись плацкартом.

Он смотрел мне в глаза слишком долго и пристально.
Пялился, как на невиданное, чудное.
Расставив руки, я ждала выстрела.
Прицеленого, прямого.
Я много слышала о том, что умирать не больно.
Мол ровно так же, как заснуть.
Мое лицо, испачканное болью, молилось жизни.
Жизнь твердила: "слишком поздно"
Разрушая, каждый должен быть готов платить,
кто болью-муками, кто смертью, кто деньгами.
Если я суд - то смерть за смерть,
предательство и раны,
а деньги так - коль задурманил разум.
Боль же за крайности, за одиночество, разлуку, за фатальность.
За каждую обиду отрубать по пальцу.
Стреляй в меня разлукой, и не бойся,
смерть изнутри патологоанатом не отметит.
Значит, наказания тебе не будет.
Не бойся, в нашем мире не осудят, если не видно раны невооруженным оком.
Да уж стреляй скорей, и я пойду.
В соседний двор, воображу, что город.
Просила санкцию на обыск твоих грез, сказали, недостаточно серьезно.
Да, недостаток приговором прогремел, тепла ли, нежности, уже неважно.
Забрось меня как камень у реки. 
Предательски не обернись, ну что тебе былое?
я подружусь с водою как с живой,
пока покину надоевший город.
Я научусь сиять улыбкой и обрету свободу.
Я наконец-то обрету свободу.

Боюсь разувериться

Из нас здесь каждый полон сил ума и здравия,

Быть может, каждый пятый милосерден.

Когда мы вместе, в одиночку или без сознания,

Нас столь усердно поедают мысли.

Временами дыры совестью просверливая,

Минутами желанным к идеальной жизни приступом.

Секундой радостью обычной нашей жизни.

Вот если бы по полкам все наше прежнее

С грядущим сопоставить,

Выходит, мы не по годам амбициозны и важны.

Выходит, что мы где-то позабыли веру.

Не то, что в чудо,

Лишь в отсутствие фраз безо лжи.

Выходит,  мы пусты, а разум наш задурен.

Мне надоело находить в хорошем только низости.

Я научилась на вопросы в одиночку отвечать.

Сколько мне смыслы здесь искать?

Пока не утону в фальшивости.

Пока не уловлю очередной стеклянный взгляд.

Пока не разобьюсь о с ног свалившее,

Такое умопомрачительное

Доверие.  Не оправданное, лишнее.